Похоже, Вы, Иван, неправильно меня поняли, сочли, что я недооцениваю значение архивных документов. Один из Ваших рецензентов упорно требовал ссылки на какие-нибудь конкретные указания о расстреле нарушителей на месте – а наших просто считали не за людей, а за мусор, от которого надо очистить для арийцев жизненное пространство. Я сам видел старого человека, который не мог говорить, а по умственному развитию остановился на уровне пятилетнего ребёнка. Именно в таком возрасте мальчишка когда-то выбрался на улицу и подошёл к весёлой компании солдат. Один из этих весельчаков протянул ему конфету, а другой рукой ударил по голове прикладом автомата. Никаких специальных приказов, никаких трибуналов … Я видел его в начале этого века. Угостил шоколадкой. Он был очень обрадован, смеялся… Он жил в деревне, в семье замужней сестры. Выполнял несложную работу – прикатить тачку с травой для коровы, собрать яблоки для компота и т.п. Весёлый мальчонка с телом старика…
Честно говоря, мне неинтересны нюансы – если бывших людей можно за девять лет пропаганды превратить в такое зверьё, то исследовать их мотивы бессмысленно и говорить с ними не о чем. Слова тут бессильны, тут нужны автоматы – и пусть подотрутся своими приказами. Для нас это просто бумажки.
Отечественную же историю я люблю, ценю и почитаю выше других наук. Работал в архивах, сопоставлял материалы из разных источников. И, уверен, Вы ни за что не догадаетесь, откуда ко мне пришли самые точные сведения. Вероятно, просто не поверите.
Они пришли из семейных преданий.
Вдруг находилось неоспоримое подтверждение мимолётному воспоминанию старшего друга, выглядевшему настолько невероятным, что другу даже никто не возражал. Просто перемигивались тайком – ну было мальчишке четыре года, ещё и не то могло привидеться.
Или рассказанная отцом – бывшим полковым разведчиком – кровавая история про то, как целый стрелковый полк ночью был вырезан немецкой диверсионной группой, неожиданно подтверждалась статьёй в центральной газете, посвящённой юбилею одной из решающих битв Отечественной войны. В списке войск, участвовавших в операции, был и запомнившийся по отцовским рассказам номер части – с особой пометкой: – «полк понёс тяжёлые потери».
А самые неожиданные открытия были сделаны на основании… бабушкиных рассказов. Много лет назад мне передали письмо краеведов из далёкого города, которые интересовались, не осталось ли у меня фотографий семьи моего деда, бывшего, по их данным, прототипом одного из персонажей романа «Белая гвардия». Фотографии я выслал, но указал, что их сведения ошибочны – воспоминания хорошо знавших деда людей резко противоречат характеристикам того персонажа. Чтобы подтвердить свои слова, полез в специальную литературу – и даже растерялся.
Прояснились причины несоответствия в характеристике персонажей романа и их прототипов. Многое в рассказах бабушки, что когда-то казалось невероятным или незначительным, скользнуло поверху и, казалось бы, забылось, вдруг нашло вполне документальное подтверждение. Люди, которых бабушка называла просто Лёня, Ваня, Юра - не один, а три моих кровных родственника - были прототипами персонажей первого ряда романа, и ещё двое – второстепенных, вспомогательных. Увлёкшись, углубившись в материал, я стал отмечать ошибки и неточности в специальных книгах о романе, выяснил, откуда появился у Булгакова термин «мортирный дивизион», по поводу которого дружно недоумевают историки и даже обнаружил реального прототипа главного героя романа – полковника Най-Турса, который считается собирательным образом, идеалом русского офицера. На самом деле, у персонажа имеется вполне реальный прототип, артиллерийский офицер, уцелевший в гражданской войне, арестованный в 1931 году по делу «Весна» и расстрелянный в 1939-м. Он, вместе с дедом, есть даже на сохранившейся у бабушки групповой фотографии учебного взвода юнкеров.
Так что, Иван, Вам показалось - к истории и документации я отношусь вполне уважительно.
С уважением и пожеланием дальнейших творческих успехов - Н. С.
Николай Судзиловский 24.07.2024 03:30
Заявить о нарушении