Эссеист, журналист, театральный критик, поэт, прозаик, философ. Продолжатель традиции словотворчества кубофутуристов. Член литературного клуба ДООС, член Союза российских писателей, академик Академии Зауми, учредитель Академии актуального искусства, член Ассоциации российских верлибристов.
Автор более 30 книг поэзии, прозы, эссе. Постоянный автор театрального журнала "Планета красота" и литературного приложения
"НГ-Ex Libris" ("Независимая газета").
Специалист по Бертольту Брехту, секретарь Российского Брехтовского общества, организатор и хранитель домашнего музея Б. Брехта.


31.03.10 УМЕР ПРОСТОЙ ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК ВЛАДИМИР КЛИМОВ.

НА ЭТОЙ СТРАНИЦЕ ОН БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬ ЖИТЬ.
Стихи, рисунки и статьи будут публиковаться из книг и архивов.

По-прежнему помогать вести ему страницу буду я,
его друг Татьяна Зоммер
__________________________________________________



КЛИМОПИСЬ: СМЕРТЬ И ВОСКРЕШЕНИЕ КЛИМО-ПИСЬМА
/Владимир Климов. Авангранды. - М.: Бизнес-пресс, 2009, 144 с./

Если попытаться подобрать эпитет к климо-письму, то, скорее, получится так: сумбурный, тягучий, емкий, текучий. Дважды в одного Климова не войдешь. Климова только климом вышибить можно…

ПЕРМАНЕНТНЫЙ АКЦИОНИСТ
Только что вышедший сборник эссе о людях искусства можно сравнить с сеансом одновременной игры в шахматы. При этом доски – персонажи Климова. А черные и белые фигуры – он сам. Поэтому независимо от реальных – поэтов, композиторов и художников – результат всегда один и тот же. Для Климова. То есть выигрышный. А все остальное так: нет поэзии – своей добавит, нет живописи (буквально цвета) – и графику расцветит. Надо будет – и «Петрушку» Прокофьева станцует за персонажа. Да так, что заставит читателя признать – и этот человек в мире искусства существует. По крайней мере, имеет право на существование.
Не зря Климова обвиняют в том, что он всеяден в искусстве – потребляет и самое изысканное, и самое непотребное. А потом сразу выдает на гора. И при этом, совсем как Ксанф у Эзопа, любопытно оглядывается: что же на этот раз «вы-родили» его мозги – стих, рассказик, эссе или сценическую феерию? Ведь современному творческому человеку свойственно считать любое свое отправление актом искусства. Этакий перманентный задорный акционизм. Климов мелькает как «быстрые сны» одного из персонажей фильма Джармуша «Кофе и сигареты». Это сколько ж кофе (с коньяком, конечно!) нужно выпить, чтобы один Климов так быстро сменял другого. И хороводился, и плясал, и балетничал, и оперничал со всеми своими множителями и много-жителями на страницах книги!
Маленький, но атомный – сверхэнергетически насыщенный человек. Думаешь, взял в руку – понял, осознал, опознал. А он шасть сквозь пальцы – и уплыл как невиданное чудовище мутантно-коллажное в неизвестном даже ему самому направлении. Что ни ход, то – луноход! Скажем, искусство еще и не вышло из пункта А в пункт Б или уже дошло до последнего пункта (буквально, точки). А он – Сизиф! – нагружает точку как тачку тяжелыми эпитетами-словесами, везет в гору, а потом сбрасывает читателю на голову. Грузит, в общем, по полной программе. Это чтоб порожними не ходили. Читайте, читайте.
Каждый тусовочный персонаж – заложник им же созданного памятника-образа. Так и ходят годами на поэтические вечера – кто в строительной каске, кто в робе, кто в нелепой кожаной шляпе. А Климову и создавать ничего не надо. Вот природа-мама: лоб Сократа, внешность Эзопа, потребности в быте – Диогена. Узнаваем и четко прописан в сколько-нибудь значимых литературных кругах. Так что смело можно косить под самого Климова – что-нибудь эдакое да «отклимачить» на вечере. Читают, к примеру, со сцены титулованные бонзы длиннющие стихи-поэмы. А какая-нибудь фитюлька у Климова в зале родится, и он ее тут же без зазрения совести прочтет. Так с поэтического вечера с его единственной «картинкой» и уйдешь, задумавшись глЫбоко.
Востребованные писатели сейчас закрыты как редакции газет после терактов. Хочешь познакомиться поближе, а у бонзы – табличка как у Милна в «Винни-Пухе»: «Посторонним В.». Хочешь в кружок тесный протиснуться к собратьям по перу. А там – ты да я да мы с тобой. Прям, по-чеховски – «Мы-с-Ванечкой». И только Климов – как сквозной ветер – катается по всем салонам. Поэтому и в газетах проходной балл – сам Климов. Пусть не творчество персонажа, но хотя бы климовская статья о нем – точно достойна публикации. А раз все климовское печатают, значит, его «неформат» уже давно и прочно превратился в «формат».

КЛИМОПИСЬ
Статьи короткие, а читаются как самые длинные. И дело не только в природной изобретательности ума. А в вынужденной приспособляемости критическо-художественой мысли к печатной верстке. Ведь зачастую бескупюрный черновик автора значительно превышает «заданный» объем. Вот и этажит и множит эпитеты Климов. Это вам не вертикали власти строить. Это небоскребы из метафор возводить. Слово можно написать слева направо, справа налево (криптографическое зеркальное письмо). А пробовали писать по вертикали? Тогда каждое слово – кроссворд. Или матрица. Вот и получается матричное, емкое до шифра – письмо. А все потому, что так много всего хочется выплеснуть в мелкую газетную форму.
Череда навороченных, идущих через запятую образов – тавтологична и самоуничтожима. Смерть и воскрешение письма одновременно. Письмо у Климова – вербальный бумеранг: всегда в никуда и всегда возвращается. Жонглирует словами, потом подкидывает их в пространство и ждет, когда вселенским эхом свалятся на голову. А людям лестно – вроде бы о них написано. Его меняющий персонаж взгляд – акт искусства. Один взгляд – одно эссе. В следующем он непременно разобьет то, что сам сложил по образу и подобию… Его статьи об одном и том же похожи на стиль «do breik» - технику многократного разбивания вазы, скрепленной изнутри латексом. Каждый раз ваза – художественно! – вдрызг разбивается по-разному. Но не разлетается на мелкие кусочки, а становится еще интереснее. Поэтому читать эссе Климова лучше в контексте себе подобных.
После прочтения двух-трех статей вербальные метаморфозы становятся закономерны. И уже спокойно воспринимаешь над- и под-строительную речь, автоматически вычисляя «матку» его пчелино-словесной матрицы. Логично: на смену «смерти письма» Жака Деррида приходит «возрождение климо-письма» Владимира Климова. То есть смерть письма вербального знаменует рождение письма вербально-визуального – с его вздыбленными этажными образами. Климовские метаморфические слова-уродцы – и есть визуализированная мысль, записанная вербально. Череда образов – вот что мы видим при прочтении климо-письма. Визуальные образы древнее вербальных выражений. И действеннее – не зря же они используются как 25 кадр в суперсовременных техниках НЛП. В климо-письме – и синкретика изначальной природы мысли, позволяющей с помощью образов общаться со всем живым миром, и полет в космос – одновременно.
Кстати, климопись – хороший способ избавиться от идиосинкразии, затертости слов до неузнаваемости. Поэтому климовское выду-придумывание языка с его новыми текучими формами можно использовать в качестве литературного тренинга. Сам Климов без постоянных слово-превращений и слово-верчений уже обойтись не может, так как окончательно перепрограммировал себя на вербально-визуальный язык. Можно, конечно, Володе предложить сделать «Словарь Климова», но и это – бесполезно. Потому что главное для него – непрерывный процесс словотворчества.
С легкой руки Климова его персонажей теперь можно звать так: художника-концептуалиста Игоря Снегура – Мэр Стульного Града (какой у вас стул в литературе – жидкий или как?), держательницу салона «Классики XXI века» Елену Пахомову – Артистичная Маэстра, поэта-философа Константина Кедрова – Не Больше Чем Поэт (ибо больше чем поэт – ничего нет), метаметафориста Александра Еременко – Король Ерема-Бард, прозаика/поэта Светлану Василенко – Подтекстный Айсберг, а газету «НГ Ex-libris» - Альманашье Газетных Полей.

Татьяна Зоммер,
фото автора

Написать личное сообщение    Добавить в список избранных