4 июля в 4 часа 15 минут сработала аварийная защита кормового реактора. Из-за утечки воды первого контура заклинило главный и вспомогательный циркуляционные насосы - пошел неконтролируемый нагрев активной зоны, грозивший по оценке инженеров корабля атомным взрывом (инструкция предлагала охлаждать активную зону проливкой пресной водой, но штатной системы для этой проливки в конструкции реактора не было). Связь с берегом из-за выхода из строя антенны, поврежденной льдами в Датском проливе, отсутствовала. Затеев собрал экстренное командно-инженерное совещание (на борту находились два дублера командира ПЛА - командиры следующих в серии за "К-19" лодок - Владимир Першин и Василий Архипов, был кто-то из штаба флота), которое в своих воспоминаниях позже с горькой иронией назовет "советом в Филях под Ян-Майеном", на котором было одобрено технологическое решение задачи по охлаждению активной зоны реактора, предложенное лейтенантом Юрием Филиным. Однако, монтаж нештатной системы неизбежно должен был вестись в непосредственной близости от аварийного реактора, и исполнители этого монтажа обрекали себя на верную смерть.
Задумайтесь, 23-х летний ленинградец, лейтенант Борис Корчилов принимает эту участь, и все многообразие мира съеживается для него до объема тесной реакторной выгородки. Такими же молодыми людьми были и те, что пошли вместе с ним.
Вот эти ребята:
главный старшина Борис Рыжиков,
старшина 1 статьи Юрий Ордочкин,
старшина 2 статьи Евгений Кашенков,
матрос Семен Пеньков,
матрос Николай Савкин,
матрос Валерий Харитонов,
матрос Геннадий Старков.
Руководили монтажом нештатной системы и находились рядом с ними в реакторном отсеке командир БЧ-5 инженер-механик капитан 3 ранга Анатолий Козырев и командир дивизиона движения капитан-лейтенант Юрий Повстьев.
В результате их усилий температура реактора стала понижаться, но уровень радиации продолжал нарастать и выводить из строя личный состав лодки.
Затеев принял решение двигаться на одном реакторе не в сторону родной базы, до которой было более полутора тысяч миль, а - на юг - в сторону завесы наших дизельных лодок, периодически передавая с помощью резервного маломощного передатчика сообщение: "Имею аварию реактора. Л/с переоблучен. Мои координаты..." Ситуация по воспоминаниям командира ПЛ была сложной: радиационная обстановка продолжала ухудшаться, в качестве радиопротектора команде был выдан спирт, несколько офицеров потребовали высадить экипаж на остров Ян-Майен, а лодку потопить.
К счастью для аварийного экипажа Жан Свербилов был самостоятельным, решительным и героическим человеком, ибо он принял решение, которое не каждый командир решится принять в принципе (а тем более в те теперь далекие и непростые 60-е). В 14 часов 4 июля он подошел к борту атомохода. Уровень радиации достигал здесь 7 рентген/час. На вопрос, в какой нуждаются помощи, Затеев попросил обеспечить связь с берегом и принять на борт тяжелобольных.
Так как лодки, уходя в море, оставляют свои сходни на пирсе, эвакуировать пострадавших с атомохода пришлось по отваленным носовым рулям, под которые Свербилов загнал форштевень своей "эски". Троих -Корчилова, Рыжикова и Ордочкина - перенесли по ним на носилках, восемь перебежали сами (пока еще сами). Все одиннадцать были размещены в 1-м отсеке, уровень радиации в котором сразу достиг величины 9 р/час, пострадавших рвало, врач Юрий Салиенко оказывал им посильную помощь.
На КП флота было отправлено радиодонесение: "Стою у борта К-19. Принял 11 тяжелобольных. Обеспечиваю К-19 радиосвязью. Жду указаний. Командир С-270", на которое через час был получен "радиоразнос" почти одинакового содержания от главкома С.Г. Горшкова и комфлотом А.Т. Чабаненко: "Почему покинули завесу? Что делаете у борта "19-й"? За самовольство ответите..."
Только через сутки после аварии (около 3-х часов утра 5 июля), получив приказ КП флота, подошли "С-159" Григория Вассера и "С-266" Геннадия Нефедова.
Погода продолжала оставаться хорошей. Ни авиации, ни надводных кораблей и судов не наблюдалось.
С КП флота поступила команда личному составу атомохода перейти на дизельные подлодки, причем Нефедову следовало отойти из зоны повышенной радиоактивности на 1 милю и ожидать прибытия надводных кораблей СФ, а Свербилову и Вассеру двигаться полным ходом в сторону базы для передачи пораженных на надводные корабли, уже вышедшие навстречу. А до базы было (еще раз повторим) около полутора тысяч миль!
На "С-270" перешло еще 68 человек и были приняты мешки с секретной документацией. Моряки шли по отваленным рулям атомохода голые, неся в руках автоматы Калашникова, которые изымал у них старпом "270-й" Иван Свищ и выбрасывал (?) за борт. Документы (партийные и комсомольские билеты) и деньги были помещены в герметичный кранец.
Затеев, покинув корабль последним, разместился на лодке Вассера вместе с остальными членами своего экипажа.
Оставленная командой "К-19" осталась под "присмотром" торпедных аппаратов нефедовской "эски" ожидать прибытия спасательного отряда.
Погода изменилась, и трое суток перехода в точку рандеву прошли в условиях шторма, с большой волной, дождем и ветром. К моменту встречи с отрядом из трех эскадренных миноносцев условий для эвакуации пострадавших не было, но командир отряда, находившийся на ЭМ "Бывалый", по УКВ настаивал на передаче, ссылаясь на категорический приказ Командующего СФ. В это время на мостик лодки поднялся врач и доложил, что состояние нескольких человек критическое, и он делает все, что может. Только тогда Свербилов принял решение передавать пострадавших.
Став против волны своим левым бортом под правый борт "Бывалого", и прикрываемый другим эсминцем, стоящим лагом к волнам, попробовали начать передачу. По круто сброшенному на лодочную рубку трапу удалось перебежать на борт "Бывалого" тридцати наиболее здоровым людям, прежде чем сносимый волнами и ветром прикрывавший операцию эсминец, чтобы избежать навала дал ход. Лодку с "Бывалым" развернуло по волне и начало бить друг о друга, боковой киль эсминца распорол весь левый борт "эски".
Все тяжело пораженные остались на "С-270", которая, выровняв возникший крен заполнением балластных цистерн правого борта, борясь со штормом, 6-ти узловым ходом продолжила свой путь.
На исходе вторых суток (!) было получено "радио", что в районе Нордкапа (северное побережье Норвегии) эвакуированные с "К-19" будут приняты на надводные корабли. Погода несколько улучшилась, но, по мнению Свербилова, продолжала представлять опасность для его серьезно поврежденной "эски". Встреча с двумя эсминцами проекта 30-бис состоялась, вскоре подошла лодка Вассера.
Для большей надежности 11 июля, Свербилов, ошвартовавшись к "тридцатке-бис", передал оставшихся 49 человек на спокойной воде, зайдя в пустынный фиорд в районе Нордкина (территория и акватория Норвегии). Здесь же Вассер передал людей шлюпками, спущенными с другого миноносца.
Покинув чужой фиорд, лодки взяли курс на Полярный.
А упоминание вольнодумца Жана Михайловича о встрече со своими коллегами - командирами на борту "Пинеги" хотелось бы привести дословно.
Вот эти строки:
"Мы много говорили и пили в эту ночь. Разошлись в 4 утра. Перед тем, как заснуть, я думал о том, что наш экипаж сделал святое дело. Все лодки, участвовавшие в учениях, приняли радио Коли Затеева, но никто, кроме нас, к нему не пошел. Если бы не наша "С-270", они бы все погибли, а их было более 100 человек...

И если Бог есть, предположил я, мы будем в раю. С надеждой на это я заснул."
Командованием Северного флота командир "С-270" был представлен к званию Героя Советского Союза, хрущ, написал на представлении к званию: "Мы за аварии не награждаем!"

Алексей Николаевич Крылов   21.01.2018 11:07   Заявить о нарушении

История Бориса Корчилова продолжалась и после его гибели, – вспоминает Глеб Сергеевич. – Через месяц мы получили письмо, адресованное Борису: « Как быстро ты обо всем забыл... Я не ожидала... Считай себя свободным... Верни мои письма...» Подпись: Неля.
Дело в том, что перед этим на Бориса Корчилова было наложено взыскание. Дело дошло до вопроса « или- или»: лейтенант не вернулся вовремя на судно, а проще говоря, прогулял в самоволке. Причина личная. Борис перед этим сделал предложение своей невесте, свадьба на носу, свидания, хлопоты мечты...
В обстановке строгой секретности мы не могли сообщить никому, что произошло на судне. Получили разрешение, открыли опечатанную тумбочку Бориса и отправили Неле ее письма, – Глеб Богацкий тяжело вздохнул. – Спустя три года года я встретился с Нелей. Она работала врачом в военном госпитале, я проходил там курс лечения. 23 февраля за одним столом собрались врачи и моряки. Вдруг слово для тоста предоставили Неле Белоусовой. Я сразу вспомнил это имя. Она подняла бокал за всех, кто несет службу в море, сказала об их доблести и заслугах. Но в конце добавила: « Хотя есть и среди вас люди, не умеющие держать слово». Мне стало ясно, о чем она говорит. Обратился к присутствующему здесь командиру дивизии атомных стратегических подводных лодок контр- адмиралу В. С. Шаповалову: « Разрешите рассказать правду». И только спустя три месяца невеста узнала, что ее жених не изменял клятвам любви, не бросал ее, а погиб героем. Неля закрыла лицо, убежала, больше я ее не встречал.

Алексей Николаевич Крылов   21.01.2018 12:19   Заявить о нарушении

Нас быстро погрузили в санитарные машины, отвезли в морской госпиталь, распределили по палатам. Я обошел своих и первым делом навестил группу лейтенанта Корчилова. То, что я увидел, повергло меня в тихое уныние. Жить ребятам оставалось считанные дни, если не часы. Боже мой, что сделала с ними радиация! Лица побагровели, губы распухли так, что лопались, из-под волос сочилась сукровица, глаза заплыли... Я нагнулся к Корчилову и сказал ему, что их сегодня всех отправят в Москву, в Институт биофизики, где непременно поднимут на ноги. Услышав мой голос, Борис, еле ворочая распухшим языком, попросил:
- Товарищ командир, откройте мне глаз... Я приподнял опухшее веко... До гробовой доски не забуду этот пронзительный прощальный взгляд голубого зрачка...
- Пить...
Я взял чайник с соком и приставил носик к губам Корчилова. Тот с трудом сделал несколько глотков.
Едва удержавшись, чтобы не расплакаться, я сказал ему: "Прощай, брат!"

Алексей Николаевич Крылов   21.01.2018 17:44   Заявить о нарушении